Охота со спаниэлем
Так как на охоте за утками вовсе не требуется от собаки стойка, то спаниэли — эти миниатюрные легавые — для этого рода охоты особенно пригодны. Несмотря на свой незначительный рост, спаниэли — крепкие, выносливые собаки. Они очень любят подавать в руки хозяина различные предметы и особенно хорошо подают битую дичь. Спаниэли легко поддаются дрессировке, которая сводится всего к трем требованиям: безотказно подавать предметы и дичь с суши и с воды, ходить у ноги и быть позывистой и послушной во время поиска.
Обладая большой охотничьей страстью, спаниэли рано и легко принимаются хорошо работать. Поиск спаниэля, конечно, не может сравняться со стильным поиском крапчатого сеттера или пойнтера, но поиск его «разумен» и, при известной натаске, правилен. За счет же сильно развитого чутья спаниэли хорошо обыскивают угодья. Большого хода от него при охоте на уток не требуется, а в полазистости и страсти к охоте за утками по водоемам и крепям спаниэли не уступают хорошим утятникам других крупных пород собак.
Собрались как-то мы вдвоем с товарищем за утками на дальние угодья, где редко бывают городские охотники. У моего друга была пара прекрасных кофейно-крапчатых спаниэлей — Марс и Том. Хозяин хвалил их за полевые качества и особенно по утке.
Только к вечеру, когда уже совсем стемнело, добрались мы до пасеки нашего знакомого — Игната, вблизи которой протекала небольшая речка с заболоченными берегами и массой прекрасных глухих озер, заросших камышом, рогозом и тростниками, с укромными заводями, где водилось большое количество уток, особенно кряковых и чирков.
На пасеке нам поставили самовар, и мы, напившись чая с душистым сотовым медом, улеглись спать на свежем сене. Утомившись за дорогу, мы несколько проспали. Когда вышли на луга, солнце уже поднималось из-за гор, покрытых темной тайгой.
Мы решили с утра пройти километра четыре берегами речки Черной, а затем уже заняться озерами.
Над речкой еще висел белый туман, который постепенно начал как бы рваться на отдельные лоскуты и, незаметно растворяясь под лучами августовского солнца, быстро на глазах исчезал. День обещал быть ясным и теплым.
Перебравшись в мелком месте вброд через речку, мы спустили собак и разными берегами направились вниз по течению. Заводи, которые часто встречались то с одной, то с другой стороны, приходилось обходить кругом.
Мы прошли уже километра два, а убили только по одной утке. Видимо, вблизи своей пасеки Игнат успел разбить все выводки. Было восьмое августа — самая пора охоты по утиным выводкам.
Собачки старательно обшаривали прибрежные заросли, но ничего, кроме крикливых куличков, не спугивали.
Вдруг вижу — на том берегу Марс старательно, энергично заработал около густых зарослей тростника, — безусловно, он причуял дичь. Моему другу работа собаки видна не была, поэтому я встал, ожидая результата. Марс скрылся в тальниках, и в тот же момент с кряканьем срывается матерка и шесть молодых размером со старку. Первый выстрел оборвал полет старки, а вторым я сбил одного молодого. Остальные, отлетев метров триста, опустились за кустами на соседнее озерко. Убитых уток взяли обе собаки и потащили своему хозяину.
Поблизости оказался брод и, так как озерко было на моем берегу, друг мой перебрался ко мне, и мы с разных сторон подошли к озеру. Собак не было видно, только слышалось их шлепанье и пыхтенье в затопленных кустах. Вон Марсик, повизгивая, плывет хвощом вдоль моего берега, преследуя удирающих водой уток. Вон и они — все пять, вытянув шейки, спешат уплыть от преследователя. Мне удается убить двух — одну плывущую и одну в лет. Оставшиеся полетели вдоль озерка на моего друга. После дублета две упали — одна на воду, а другая чуть ли не к ногам охотника.
Том был уже тут, он спешил к дальней утке, а вторую, убитую мной утку, Марс нес своему хозяину.
«Что же это за безобразие, — кричу я своему другу, — так у тебя уток будет вдвое больше. Собаки таскают тебе и твоих и моих уток. А я стараюсь, бью только жирных!»
Шутливо делясь впечатлениями, мы направились к озеру Виловатое, на котором всегда держалось до восьми-десяти выводков. Не успели мы подойти к носку озера, как собачки, все время сдерживаемые нами, скрылись в тальниках. С шумом сорвалась пара кряковых. После выстрелов одна из них, сложив крылья, упала в заросли камыша, а вторая, продолжая работать одним крылом, под углом снизилась в зарослях тростника.
Я подошел ближе к берегу. Собаки одна за другой спешили вплавь к убитой, чуть еще шевелящей лапками, утке. Том, как более сильный, опередил маленького Марсика и, взяв с гордостью трофей, направился к берегу. Марсик недовольно покосился в сторону Тома своими выразительными глазами и продолжал путь дальше к тому месту, где снизился подранок. Так как друг мой был на противоположном берегу, я, взяв от Тома утку, направил его обратно в кусты, а сам, забежав вперед по берегу, осторожно подошел к озеру и стал ждать. Слышу пыхтенье Марсика, который водой преследует уходящего подранка. Вот и он, низко пригнувшись к воде, спешит осокой уйти от преследователя. Выстрел прекратил погоню. Одновременно с моим выстрелом с берега бросился в воду Том и, вновь опередив Марсика, первый доплыл до утки. Оглядываясь на обескураженного Марса, Том поплыл ко мне.
Чем дальше от пасеки, тем чаще и чаще встречались утки и одиночные, еще таящиеся в эту пору перелинявшие селезни и нетронутые выводки.
Около одиннадцати часов мы с другом, вволю настрелявшись, в укромном тенистом кусте черемухи соорудили стан, вскипятили чай и под веселые жизнерадостные крики малюток-крачек, летающих над озером, заснули крепким, здоровым сном.